Сон:
Сплю, значит я, и вижу:
Прогон в Театре Оперетты (или заключительная репетиция).
Народу тьма. Не только Нотровцы, здесь, но и поклонники тоже околачиваются по близости.
Я пришла в сопровождении какого-то дядечки, лет этак за сорок, ему, в усах.
На него, значит, как манна небесная свалилась контрамарка в театр. А по сути, она ему не нужна. Ну, не любитель он. И вот, каким то чудом мы с ним пересекаемся. Он – человек совершенно не заинтересованный. И я – человек, которому, напрочь сносит крышу, при одном только упоминании о ТО на Большой Дмитровке, дом 6.
Значит, этот дядечка (я даже имени его не спросила) любезно соглашается провести меня в ТО по своей контрамарке. А я, беру на себя роль гида. Естественно, ввожу его в курс дела: кто, куда и зачем.
И вот, мы уже в театре.
Все действо происходит на сцене, зрители толкутся неподалеку, вокруг небольшого подиума.
Еще есть балкон, с которого видна часть сцены.
И второй этаж, с которого ничего не видно. Но имеется одна весьма привлекательная особенность: второй этаж расположен непосредственно над сценой. А в полу, имеются небольшие четырехугольные дыры (как будто несколько плиток вынули). Вот из них-то, фрагментарно видны даже самые отдаленные уголочки сцены.
Мы с моим провожатым поднимаемся на балкон. Вижу, что не подалеку топчутся Постоленко в окружении девиц и каких-то юношей. Здесь же ЛиС, еще кто-то (не помню).
Сашу, покуда не вижу.
Идет подготовка к репетиции (как я поняла, репетиция не «Собора», а какой-то новогодней сказки.) Тут же Колобки всякие бегают, Зайцы - скачут, Снежинки – типа, летают.
Когда я, позднее, увидела Сашу – на нем был костюм, наподобие Иванушки-дурачка.
Рубаха такая - холщовая, огромная (висит на нем), с широченными рукавами (как будто с Кинконга сняли). Подпоясан, значит, какой-то бечевкой. Плюс, его стриженая челка, стоящая дыбом – ну натурально (извиняюсь) - Д… .
Видимо, ему этот прикид тоже не по душе. Ходит, злющий, как черт. Глазами сверкает.
Стоим мы на балконе осматриваемся.
Вдруг, Постоленко отделяется от своей компании, и направляясь вниз к сцене, проходит мимо меня. И так попутно, обнимает меня за талию, задерживается на секунду, говорит: «Привет!»
Я отвечаю: «Привет!» - улыбаюсь. Он уходит. (Ну, вообщем, поздоровались без всякого ажиотажа, как старые знакомые. И все!)
Я неспешно прогуливаюсь, смотрю по сторонам.
Мое внимание привлекает девушка (никогда не видела Наташку Трихлеб, даже на фотах – но по всем ощущениям это она!). Такая, темненькая, волоса собраны сзади в маленький хвостик.
Скандалит с кем-то из своих коллег.
Я прохожу мимо и думаю: «Вот, стерва! С такой поживешь, и сам остервенеешь».
(Почему я так подумала? Да потому, что Сашка рвет и мечет. Уже слышу его голос, снизу – орет на кого-то!)
Я прохаживаюсь туда сюда, и так невзначай у нас с Натальей завязывается разговор (на деле не плохая девчонка оказалась). Она рассказывает мне что-то интересное на театральную тему. Я стою, слушаю, очень внимательно.
Она делает паузу, и как бы рассуждая, спрашивает меня:
- А что, самое главное в нашей работе?
Тут я открыла рот, и брякнула, не подуман:
- Саша!
(А у меня так всегда, стоит только раскрыть рот, как оттуда, сразу же вылетает: «Саша!»).
- Нет, - говорит она, и улыбается так снисходительно (типа: «Ну что с девушки возьмешь, клиника уже на лицо»), - Саша, безусловно, очень важный элемент. Но…, в нашей работе главное – (не помню что – вокал, наверное).
Мы с ней, так, очень тепло пообщались. Я поведала ей сюжет моего нового рассказа.
И она задала мне очень странный вопрос:
- Тебе сколько лет?
- Двадцать пять, - говорю.
- Вот представь, если бы у тебя была такая возможность, обменять твои 12 лет жизни (героине рассказа 37 лет. 37-25=12) на один год подобного Рая с ним? Не с героем рассказа, естественно, а с Александром! Ведь именно он является прообразом героя, так?
- Да.
- Подумай и скажи: 12 лет - за один год? – произнесла она, таким тоном, как будто предлагала мне сделку с дьяволом, - 12 лет - без возврата. Когда все кончится, тебе так и будет 38, 39, 40. А ему, по-прежнему 30, 31 и т.д.
- Я согласна!
Она только улыбнулась.
- Единственное, что бы я попыталась сделать, - говорю, - со своей стороны – это что бы наш разрыв, не был таким болезненным, хотя бы для Него. Я то уж, ладно, как-нибудь переживу. И еще, постараюсь, что бы все завершилось менее драматично - без сломанных рук и попыток самоубийства.
Я ждала, что она на это скажет. А Наталья, продолжая улыбаться, произнесла, лишь:
- Ну ладно, ты как напечатаешь рассказ, приноси, я почитаю.
- Хорошо.
- Удачи тебе. Ну, мне пора. Пока…
Она ушла. А я спустилась вниз, к сцене. Там-то и увидела Сашу (ранее слышала лишь его голос). Он стоял спиной. Происходил разбор какой-то сцены.
Здесь же у подиума я нашла моего спутника, подошла к нему.
Он, указывая на Маракулина, спросил:
- Это он?
- Да, - отвечаю.
- Я почему-то так и подумал. Пойдем на второй этаж, посмотрим оттуда.
Мы поднялись наверх, стали ходить и смотреть в дырки. Помимо нас, там еще было несколько человек. Я выбрала себе дырочку прямо над головой сАМого. Он стоял, там, внизу, и мне очень хорошо была видна его макушка.
Стоим мы, с этим дядечкой, разговариваем о чем-то. Слышу, девчонки хихикают над Сашкиной одежкой. Я тоже хихикнула, (один раз, всего).
Тут Саша, поднимает голову. Смотрит на меня в упор, да как гаркнет (а голос у него дай Бог, аж в ушах звенит):
- Ты и ты (это уже моему «приятелю»)! Вниз, живо!
Ну, мы покорно подчинились.
Спускаемся. На встречу нами две девушки зареванные, вероятно, после аудиенции с Драгоценным АлесандрЛеонидычем.
Одна другой говорит, всхлипывая:
- Зачем он с нами так? Мы же его любим. А он!?
Понимаю, что Саня сегодня не в духе – свирепствует. Приходим к нему на «ковер». И он начинает нас распекать почем зря. Кричит:
- Здесь репетиция, между прочим. А вы мешаете. Устроили балаган, понимаешь…
Ну и так далее…
- А ты, - обращается он ко мне, собираясь, вероятно, сделать последнее китайское предупреждение, - вообще…
Далее следует фраза, которая должно быть звучала, так:
«Вообще, можешь уже загибать пальцы. Если я, ещё хоть один писк услышу, от тебя – вылетишь как пробка».
Но дело в том, что Он споткнулся на слове «загибать». Позабыл слово «пальцы». И начал перечислять: то, это, все что угодно, но только не пальцы. В результате получилось: «загибать рельсы», «копья», «когти», еще что-то… не помню.
Он пыхтит, как чайник на взлете. Уже весь красный. А я стою, как пай-девочка, с невинным выражением на лице и показываю жестами, как и что я буду загибать.
Все ржут. Сашка злится. Он наконец не выдержал и говорит:
- Все, разговор окончен. Свободна!
Я вижу что мой «друг» уже ретировался. Тоже ухожу. Поднимаюсь на балкон. Затем снова спускаюсь вниз. У подиума встречаю своего сопровождающего. Он начинает расспрашивать о том, о сем…
- А кто этот парень, - говорит, - который подходил к тебе?
- Какой? - спрашиваю, - блондин с длинными волосами?
- Да, он самый.
- А, это Постоленко.
- Ясно.
Тут, мимо нас пробегают Колобки или Мячики, не разглядела.
Появляется снова какой-то Монстр – режиссер, по-видимому. И начинает орать:
- Вы для чего здесь стоите? Вы должны следить, за тем, кто выходит на сцену.
Вообщем, как я поняла, мы должны были отслеживать ошибки и сообщать о них (только кому?). Получилась накладка, вместо Снежинок, на сцену выбежали Колобки. И мы в этом виноваты, потому что были заняты своими разговорами. В наказанье, нас снова запёрли на второй этаж.
Но мы пробыли там не долго, потому как мой спутник, вдруг, начал чихать. Да так громко, что на его чихи сбежалась вся массовка, режиссер и естественно сАМ.
Нарушителя тишины, немедленно выдворили за двери ТО. А для всех остальных, кто при этом присутствовал – АМ, как отъявленный злыдень – придумал экзекуцию.
Велел всем спустится вниз к сцене. Выстроил нас – человек 15-ть – 20-ть - перед подиумом, и заставил приседать.
Ну, нам то что. Мы уже закаленные, в непростых фанатских буднях – приседаем.
И я приседаю, вместе со всеми.
Приседаю, и даже радостно как-то на душе.
Приседаю, и думаю: «Вот Он, сейчас, ведет себя как последняя С…, а я даже рассердиться на него не могу. Ну ладно, в конце концов, это даже полезно для здоровья».
Приседаем уже довольно долго. Почти все попадали от усталости. Остались: я и ещё один парень – сразу видно, атлет. Приседаем дальше, ни я, ни он не собираемся сдаваться. У меня уже второе или третье дыхание открылось. Другие давно лежат, вытянув ноги и свесив языки на бок, отдуваются.
Наконец, парень останавливается и говорит:
- Ладно, я сдаюсь. Видимо, девушке нужнее.
Выходит, что я победила в этом спортивно-приседательном марафоне.
Стою, значит, как ангелочек. Глазки к небу возвела, ножкой по полу шоркаю. Подходит АМ и с таким надменным выражением на лице, говорит:
- Браво. Браво, - хлопает в ладоши, два раза (вроде как, аплодирует мне).
Затем, протягивает мне цветок – розу на коротком стебле (как будто обрезанную, специально под петлицу). Цвет у неё такой удивительный – нежно розовый с оранжевым оттенком.
Я беру цветок, смотрю на сАМого, и говорю:
- Спасибо, Саша.
А он лишь снисходительно улыбается.
Конец.
Комментарий:
Ну вот, стоит запортить кассету с Днем Рождения Светиковой, так сразу же Саня сниться.
(Эта тварь – видеомагнитофон, сжевал всю мою кассету. Натурально, сожрал её. А когда, я попыталась у него отобрать, потянула… Ну вообщем, порвала пленку.
Сама виновата. Дернул же меня черт её смотреть, вчера…)
Каким-то странным образом, у нас с сАМым испортились отношения, во сне. Почему, не знаю.
До того, мы либо нежно и трепетно дружили, либо соблюдали некий нейтралитет…
